Внук Персея. Сын хромого Алкея - Страница 32

«С детства у меня две родины: Тиринф и Микены. Похоже, это навсегда…»

Отсюда, над оврагом, где суетились прачки, был хорошо виден микенский холм. В сравнении с тиринфским он казался гигантом. С трех сторон Микены окружали ущелья, где и в жару не пересыхали источники воды. Хозяин округи, город властвовал над горными дорогами, лежащими к северу, до самого Коринфа. Мосты, насыпи, тропы — все сжал в кулаке. В Аргосе болтали, что имя свое Микены получили в честь гриба, утолившего жажду великого Персея. В Тиринфе — что здесь Персей потерял «яблоко» от рукояти своего знаменитого меча. Микенцы же утверждали, что именно тут Горгоны, гнавшиеся за убийцей сестры, возрыдали в отчаяньи — и повернули назад. Так, мол, возрыдает любой, кто покусится.

«Они правы. Рыдать врагу горькими слезами…»

У сына Алкея и раньше было, что защищать. А сейчас стало — вдесятеро.

— Идем, да? — спросил Тритон. — Охота?

2

— Ты б еще таран с собой прихватил!

— Корабельный!

Старшие братья-Электриониды прыснули. Хохотать в голос — запретно. Охота, все-таки: дичь распугаешь. Но удержаться, глядя на Еврибия, не было никаких сил. Надувшись, как жаба, багровый от злости, младший сын Электриона топнул ногой — дураки! — и поправил на плече тяжеленную критскую секиру. Двойное лезвие, сплошь в черно-зеленой окалине, хмурилось даже на солнце.

— Ты где такую древность раскопал?

— Не иначе, на свалке!

— Смейтесь-смейтесь! Потом спасибо скажете…

Еврибий был хмур подстать секире. Он уже и сам раскаивался в содеянном. Надо было копье брать. Или двузубую рогатину. Но честно признаться, что сглупил, не позволяла гордость.

— Спасибо, брат!

— За что?

— За веселье!

— За то, что сам эту дуру таскаешь, нас не просишь!

— Кабан тебя увидит — от страха сдохнет!

— От смеха!

— Цыц! — шикнул на болтунов Фиест. Он первым начал подтрунивать над секирой Еврибия, первым и закончил. — Слышите?

Из-за холма долетел звонкий лай. Лаконская сука Пирра взяла след.

— Туда!

Оскальзываясь на мокрой от росы траве, с треском проламываясь сквозь густые заросли лещины, охотники рванули на звук. Следом торопились слуги — и двое ловчих, сдерживая псов, рвущихся с поводков.

— Лёжка.

Ловчий провел ладонью по примятой траве. Понюхал кончики пальцев. Вокруг носилась возбужденная Пирра — припадала к земле, заглядывала людям в глаза. «Ну что же вы? За мной! — вопило все естество собаки. — Я знаю, где добыча!»

— Свинья. С поросятами. Ушла.

— Когда?

— Недавно.

— Свинья? — Еврибий скривился. — Баловство, а не добыча.

— Тебе нужен лев? — ухмыльнулся кто-то из братьев.

— Мне нужен кабан! Матерый!

— Кабан рядом, — вмешался ловчий.

— Уверен?

Ловчий кивнул.

— Тогда вперед! Чего мы ждем?

— След, Пирра! След!

Рыжая с черными подпалинами сука только того и ждала. Миг — и унеслась прочь по дну лощины. Лишь хвост мелькнул за поворотом.

— Бежим!

Старшие Электриониды мчались впереди. Следом — Атрей с Фиестом. Молодые Пелопиды бежали ходко, ничуть не запыхавшись. Пожалуй, при желании они с легкостью обогнали бы сыновей ванакта. Хрипло, захлебываясь, лаяла свора. Критские и локридские псы — лобастые, с широкой грудью — рвались с поводков. Ловчие с трудом удерживали собак. У ручья Пирра замешкалась, потеряв след, и охотники настигли ее.

— Ищи, Пирра! Умница…

— Ха! От нее и кентавр не уйдет!

Вверх по косогору. Камни — из-под ног. Репейник цепляется за хитоны. Низкорослые колючки царапают голые икры. Терновник выставил шипы: порву! в клочья! Воинство холмов стоит насмерть, разя пришельцев. А те пыхтят, ломятся — поди задержи, бешеных…

— Стойте!

Пирра с оглушительным лаем прыгала вокруг дремучих зарослей можжевельника. Свою работу сука сделала отменно. Теперь дело за людьми и мощными локридскими кобелями. В десяти шагах от зарослей плоскогорье круто обрывалось. Отвесная стена из пористого песчаника уходила на три десятка стоп вниз. Свинья сама привела в ловушку себя и свое потомство.

— Ставим сеть?

Ликимния, сына ванакта от рабыни-фригиянки, тоже взяли с собой. Велели держаться за спинами старших. Из оружия малолетнему Ликимнию выделили нож и ловчую сеть.

— Сеть?! На свинью?

— Мы что, бабы?!

— А зачем я ее тащил?

Ответом Ликимния не удостоили.

— Окружаем! Копья держите наготове.

Свинья, конечно, не буйный вепрь. Но если зазеваешься, может снести с ног. Мало не покажется. А окружать добычу заведено исстари, по правилам кабаньей охоты.

— По команде спускайте собак…

Ответом был отчаянный вопль по ту сторону кустов:

— Кабан!

— Помогите!

— Сюда!

Кольцо охотников распалось. Позже никто не сумел сказать, откуда взялся вепрь. Матерый секач весом в добрых шесть талантов, с жуткого вида кривыми клыками — он то ли из гущи кустов выскочил, то ли прятался в сторонке, и вдруг решил встать горой за свинью с поросятами. С разгону вепрь налетел на раба, что нес связку запасных дротиков. Раб заорал благим матом — и с перепугу швырнул в зверя всю связку разом. Мгновением позже клыки с влажным всхлипом распороли живот несчастного. Хлынула кровь; наружу, вздрагивая, вывалились кольца мокрых, дымящихся кишок. Стон раба заглушило утробное хрюканье — в нем звучало торжество победителя. Раздвоенные копыта еще топтали жертву, с хрустом ломая ребра, когда псари спустили собак. Вослед, опомнившись, метнули копья старшие Электриониды. Дико завизжал бурый кобель, оказавшись на пути молодецкого удара; второе копье разорвало шкуру на щетинистом загривке вепря. Больше копий не бросали. Вепрь был погребен под грудой косматых тел. Хрип, храп; клыки с остервенением терзали плоть. От свалки воняло мочой так, что у охотников слезились глаза. Сперва казалось: все кончено. Зверю не подняться; псы разорвут его в клочья. А потом — сама земля вздыбилась, вспухла нарывом. Холм из тел распался. Бился в агонии пес-неудачник; в пасти клокотала багровая пена. Еще один скулил, пятясь и поджимая искалеченную лапу. Остальные грозно рычали, окружив клыкастого убийцу.