Внук Персея. Сын хромого Алкея - Страница 41

«Микены далеко. В Микенах войско. Ох, натешится Птерелай — меня убьет, семью вырежет, город сожжет и разграбит… Нет, сначала разграбит, а потом сожжет. Боги, о чем я думаю?»

— Телеги, — сказал Поликсен, подходя к гостю вплотную. Лицо басилея горело вдохновением. — Еще ладья. До Тафоса. Тринадцать пифосов. Мед, воск, масло. Веревки. И коровы.

— Какие коровы?!

— Все дам. В лепешку расшибусь! Но коров ты заберешь. Иначе…

И с отчаянием титана, идущего на штурм Олимпа:

— Иначе не дам ничего.

8

Костры чадили.

Амфитрион встал в тени одинокой смоковницы. Ему чудилось, что от огня несет горелой плотью. Он ошибался. На кострах топили воск в широких, закопченных чанах из меди. Затем воск смешивали с медом и благовониями. Басилей расщедрился на драгоценные ароматы, способные осчастливить привереду-красавицу. Изрубленные тела обмыли и завернули в тонкие льняные покрывала. «Буссос, — вспомнил Амфитрион. — Сокровище здешних мест.» Слой ткани — слой медвяно-воскового расплава — слой ткани. Раз за разом. Пифосы, до половины заполненные оливковым маслом, ждали своей очереди. Когда закончат пеленать, тела погрузят в пифосы, зальют маслом доверху, закроют крышками и засмолят. Это до Тафоса можно за день добраться, если с ветром повезет. До Микен на телегах — не меньше трех дней пути.

Привезешь гнилье…

Тарихевты расположились у Пещеры Белых Нимф, на полпути от места битвы к Арене. Место выбрали не случайно — молитва, обращенная к здешним наядам, и купание в зловонной Минии избавляли страждущих от лишая. Принесенная нимфам жертва должна была благотворно сказаться и на мертвецах. В город убитых везти не стали — только время терять, да горожан пугать. Слухи и так уже ползли по округе, грозя добраться до Микен раньше телег со страшным грузом. Басилей Поликсен отправился в гавань — нанимать ладью. На скудных пастбищах близ пещеры мычали коровы. Амфитрион не знал, отчего трусоватому Поликсену не терпелось от них избавиться. До коров ли сейчас? Но раз басилею припекло — пускай.

— Наши!

Рядом образовался счастливый Тритон. На фоне трупов и бальзамировщиков сияющая физиономия тирренца смотрелась дико. Что возьмешь с дурака? В конце концов, почему он обязан печалиться? Его родня погибла давным-давно. Отгоревал свое Тритон.

— Ты о чем?

— Коровы!

— Не наши, а ванактовы, — как ребенку, объяснил Амфитрион.

Втайне он был даже рад, что Тритон пристал к нему с разговором. Хозяйственные хлопоты, ответы на глупые вопросы — что угодно, лишь бы отвлечься. Сын Алкея отыскал взглядом двоих уцелевших: Ликимния и Эвера. Все в порядке, мальчишки на месте. Сидят в пяти шагах друг от друга; угрюмо смотрят в противоположные стороны.

— Наши! — не унимался Тритон. — Вернулись!

Раньше подобной жадности за Тритоном не водилось.

— Иди! Смотри! Наши!

Сил пререкаться не было. Кивнув, Амфитрион поплелся за мучителем к стаду. Тритон встал у ближайшей коровы — та косилась на тирренца с подозрением — и победно указал на бок животного.

— Вот! Наши!

Клеймо. Его собственное клеймо: щит, перечеркнутый копьем. Выжженное рядом с орейским: башня в круге. Коров клеймили заново, выделяя Амфитрионову долю в добыче. Выходит, прав Тритон? А ведь как зудел в Микенах: наши, наши…

Кто здесь дурак?!

Возвращать дяде коров, которых дядя украл у племянника, чтобы перегнать к басилею Поликсену, который спать не может, так хочет избавиться от стада… В нелепости происходящего виделась злая шутка богов.

— Есть ладья! Я договорился!

Рядом остановилась колесница. Наземь спрыгнул Поликсен: собранный, деловитый. Он будто скинул с плеч десяток лет. Бегающие глазки басилея обладали удивительной избирательностью: они видели все, кроме трупов и коров.

— Эти дети Эфона проели мне всю печень! Спрашиваю: на Тафос? Нет, ни в какую… Но, хвала богам, басилей Поликсен умеет договариваться! Я их уломал. Вот храбрец, который взялся доставить тела Птерелаю…

Храбрец слез с колесницы. Мялся, вздыхал; чесал нос. Земля под ногами его не радовала. Плаванье на Тафос его не радовало. Храбрец был мрачней тучи. От храбреца несло дешевым вином.

— Дядька Локр! И ты здесь?

Надо же… Знакомец Тритона. Амфитрион попытался собраться с мыслями. Надо что-то передать на словах Птерелаю…

— Это дядька Локр! Кормчий! Как мой папаша…

От воплей тирренца болела голова.

— А это Амфитрион! Помнишь, Локр? Я рассказывал!

Тритон был вне себя от радости. Наконец-то ему удалось познакомить двух хороших людей. Двух живых людей. Мертвецы Тритона не беспокоили. Ну, мертвые. Что ж теперь, и не радоваться, да? Так ничего и не надумав, сын Алкея безнадежно махнул рукой басилею: давай, мол, ты. А сам, тяжко ступая, словно к ногам привязали по таланту свинца, направился к Ликимнию с Эвером.

Ему предстоял трудный разговор.

9

Эвер скалится, как волчонок:

— Это вы прислали нам вызов!

— Нет, вы! — Ликимний с ненавистью глядит на юного телебоя.

— Вызов и перстень!

— Перстень и вызов! Вы первые…

— Вы! Наглецы…

— Кто придумал встречаться в Элиде? — спрашивает Амфитрион, кутаясь в усталость, словно в колючий плащ. — Нельзя было найти другого места? На южном побережье Ахайи полно укромных бухт. И с Тафоса ближе, и из Микен…

И мне ближе, думает он. Я бы успел. Я бы перехватил их за Сикионом… Какой хитроумный даймон подсказал дуракам ехать к устью Минии? Сын Алкея тянется за мехом. Надо хлебнуть вина. Отвлечься. Третий день пути. Третий вечер подряд мальчишки упрекают друг друга. А кажется — вечность.